Вопросы задавали все, вели перекрёстный допрос. Феоктистов старался быть спокойным и время от времени успокаивал своих коллег, чаще – Михалёва. Тот ругался, нагонял истерию, но больше для психологического воздействия. То есть это была его игра, обычное поведение при допросах. В каком-то смысле – их игра. В хорошего и в плохого следователя.
– Миша спокойно. А вы, любезнейший, – (к Заичкину) – не выводите людей из себя. Так начнём заново. Где ваша машина?
– Я сказал: в ремонте.
– Где, у кого? – горячился Михаил. – Или в сервисе? Мы сейчас их прошерстим!
– Нет… – Заичкин сидел потный, в расстёгнутом кителе. А в руке он держал платочек, уже серый от пота, и время от времени вытирал им лицо, шею.
– У кого? Или тебя начальничек по десять раз спрашивать? – Михаил стукнул по протоколу кулаком, следовательно, и по ноге.
Они крутились вокруг этого вопросы уже минут пятнадцать, и все были взведены. Заичкин или же молчал, либо нёс какую-то околёсицу: и об ответственности каждого из них, и о его связях в городе, в области и даже в Москве, которыми он, разумеется, воспользуется, и всех непременно будут ждать «вилы».
– Ты мне алиби, алиби давай! Не хрен мне тут блатную свою иерархию выстраивать! – горячился Михалёв. – У меня у самого шобла не хиленькая. Где машина?
– Мы ж завтра все сервизы профильтруем, – повторился Юрочкин. – И частников тоже.
«Найти, они всё равно уже ничего не найдут… – лихорадочно соображал Заичкин. – А Фомич – кремень. Мужик тёртый, полтора десятка отбарабанил по лагерям, не лопухнётся».
– В Байкальске, – сказал, наконец, подследственный.
– В сервисе или у частника? – спросил Феоктистов, остановившись почти в проёме двери.
– У частника.
– Не у Фомича ли? – спросил Анонычев.
– У него.
Все оживились.
– Ну, так бы и сказал, – миролюбиво, едва ли не ласково, произнёс Михалёв.
– Андрюша, – обратился Феоктистов к Анонычеву, – живо к Силантичу! Пусть даёт любую машину и дуй в Байкальск. Потолкуй с Фомичёвым. Только о «Волге» Заичкина, и никаких намёках о нашем к нему интересе по другим делам.
Бурят поднялся с топчана, кивнул на предупреждение Феоктистова и вышел.
У Заичкина все занемело внутри, охватило беспокойство. Предупреждение старшего следователя укололо его сознание: что ещё за интерес у них к Фомичу?.. Ведь если его хорошо колупнут, то ой-е-ёй чегошеньки могут из этой твари натянуть, а, следовательно, и на него. Кажется, он сам лопухнулся. Какого чёрта подставил этого зека?!.
– Ну, пока Андрей ездит, вы нам вот о чём поведайте, Владимир Васильевич. На чьей же машине вы выезжали вчера на пикничок?
Заичкин насупился, замкнулся.
Его молчание подействовало на Михалёва детонатором. Он бросил папку с бумагой и ручку на топчан, где сидел Анонычев, и простонал:
– Нет, ваша светлость, я так больше не могу! Это же издевательство!
– Спокойно, Миша. А вы, Владимир Васильевич, не будите в людях страсти. Отвечайте на поставленный вопрос: на чьей машине вы вчера ездили на пикник?
– Кха… Никуда я не ездил, в городе был, – негромко проговорил Заичкин, как выдохнул.
– А какого ж ты хрена плёл тут? – воскликнул Михалев.
– Так, сдуру.
– Ага! Дурочку решил повалять, да ошибся, не на того зрителя попал. Ты у нас сейчас сам будешь этой самой дурочкой! И если ещё поломаешься, то я тебя… – Михалев показал непристойный жест.
– Михаил, остынь!
Михалёв, глядя на Заичкина, проворчал.
– Мало он тебя башкой об стол звезданул…
Заичкин покрутил шеей, словно ворот стал узким и сдавливающим. С признательностью посмотрел на Феоктистова.
– Итак, если вы никуда не ездили, то где вы были в 23.45?
– Кха… по городу патрулировал.
– С кем? На чём?
– Один.
В допрос вмешался Юрочкин. Спросил:
– Простите, Владимир Васильевич, когда вы говорите, сдали машину в ремонт?
– Так вчера вечером.
– Вечером, это когда?
– В часу одиннадцатом. Мы ещё раньше с Фомичом договаривались. А тут решился.
– У вас, что с ней?
– Цвет мне её не нравился. Хотелось потемнее, а лучше – чёрную. И у него как раз появилась чёрная краска.
2
«Волга» мягко шла в сторону Юго-Западного района, в квартал «А». Викентий Вениаминович с интересом смотрел в окно на город, невольно сравнивая его с Иркутском, и находил немало преимуществ провинциального города со столицей иркутской области: чистота, простор, высота домов…
Но мысли были о другом. Мысли глубоко сокрытые, которые никому из нового знакомства знать не суждено. В глазах его была задумчивость.
Викентий Вениаминович сидел сзади за Андреем, которого перед поездкой попросил сесть спереди, как бы отгородившись от него спинкой сидения. Так ему было легче сосредоточиться, обдумать ситуацию и, в связи с ней, возникшие вопросы. А вырисовывалась, на его взгляд, интересная картина, и ему, волей случая, отводилась в ней немаловажная роль. Ну что же, поддержим её, дойдём до финала… Но больше всего в этой постановке интересовали роли всех персонажей. Хотелось понять их до конца.
Из окна своего кабинета время от времени выглядывал Прокудин. И как только «Волга» вынырнула из-за поворота улицы Фестивальной на улочку Красная, где находится Управление, он поспешил на выход.
Евгений Моисеевич, спускаясь с крыльца, расплываясь в улыбке и разводя руки в стороны, шёл гостям навстречу.
– Здравствуйте, Андрей Андреевич!
Андрей Андреевич без всякого энтузиазма, пожал потную руку и представил гостя.
– Викентий Вениаминович.
– Очень приятно! Евгений Моисеевич Прокудин, начальник уголовного розыска, – пожимал руку гостя. – Прошу ко мне! – показал широким жестом наверх.
– Евгений Моисеевич, некогда. Давай сразу к делу, – упредил Андрей Андреевич.
– Хорошо, пойдёмте.
Прокудин повёл гостей в дежурную часть.
Викентий Вениаминович, засунув руку в карман костюма, вытирал ладонь о платочек. Потных, как и неряшливых людей, он брезговал.
– Силантич, нам в капезе. Эти люди со мной, – и добавил многозначительно, – прокуратура.
Дежурный узнал Андрея Андреевича и поздоровался. Незнакомцу майор кивнул, что, в общем-то, можно было понять, как разрешение на прохождение в капезе всем.
Прошли по сумеречному коридору, мимо стола (отбойник-успокоитель горячих голов), на котором стояла банка, наполовину наполненная окурками, и спустились к двери, выводящей на территорию капезе. Дежурный отодвинул металлический засов и проводил гостей на двор.
Двор был широк. По периметру огорожен кирпичными строениями: гаражи для служебных машин, вольеры для собак и красное приземистое здание, где располагались камеры предварительного заключения – КПЗ. С двух сторон бетонная ограда. И над всем этим в несколько рядов колючая проволока.
У двери капезе Прокудин нажал на кнопку. Изнутри раздался резкий звук звонка.
Через минуту открылось маленькое окошечко, и на посетителей уставился глаз.
– Майор Прокудин. И со мной двое из прокуратуры.
Прогремели замок и засов, и вскоре открылась дверь. Их встретил сержант, большой, налитой, красный, как переспелый помидор, в расстёгнутой до пояса рубашке. Рукава закатаны до локтей.
– Проходите, – пригласил он, отступая в сторону.
Посетители вошли, за ними тут же задвинулся засов, и звякнули ключи в замке.
Сержант повёл гостей вглубь помещения, по сумрачному покрашенному коричневой краской коридору.
За столом дежурки сидел уже немолодой старший лейтенант. При появлении людей поднялся, подслеповато, как крот, посмотрел на вошедших. Прокудин, кивнув на своих спутников, сказал:
– Ваня, люди из областной прокуратуры. Изобрази им Гнедова, они поговорить с ним желают. Есть у тебя свободный кабинетик?
– Есть один, пока не занятый. Сичаза организуем, Евгений Моисеич. – Ваня повернулся к верзиле. – Проводи Гнедова в первую камеру.
Верзила кивнул и, забрякав ключами, пошёл вглубь бокового коридора. Старший лейтенант, невысокого роста, мешковатый, сам повёл посетителей в пустующую камеру. Толкнул дверь рукой, и та отворилась, тонко скрипнув.
– Вот, пожалуйста, элитная.
– Спасибо, Ваня! – поблагодарил Прокудин. – А теперь оставь нас.
В камере находились нары, столик, стул – все приковано к полу.
Андрей Андреевич положил на стол папку и стал вынимать из неё чистые листы бумаги.
Викентий Вениаминович присел на нары.
Ввели Гнедого.
– Товарищ майор, арестованный Гнедой доставлен на допрос! – доложил сержант, стараясь выдерживать солдатскую выправку, но это ему не удавалось, мешали живот и въевшаяся в кровь разболтанность.
– Ладно, иди, – небрежно отмахнулся майор.
Андрей Андреевич сказал арестованному:
– Садись, вот, к столу.
Гнедой выполнил команду, сел на указанное место.